267-й сезон в Александринском театре был открыт премьерой художественного руководителя театра В. Фокина.

На сцене (хотя вернее будет сказать на цирковой арене театра) развернулась историческая драма о правлении двух императоров Российской империи. Спектакль по пьесе Бориса Акунина рассказывает о последних днях императора Александра Второго и первых месяцах правления молодого Александра Третьего.

Несмотря на то что сюжет, известный большинству еще со школьной скамьи, никого уже не удивит, спектакль отличается любопытной сценографией, наличием сильных актерских работ и стильным оформлением пространства сцены и номеров.

Надо заметить, что этот спектакль в силу некоторых особенностей расположения сцены может выступать как в роли «классического» спектакля, где зритель лишь смотрит на актеров, так и в роли иммерсивного, ведь актеры находятся так близко, что можно пожать им руку (этого мы делать крайне не рекомендуем).

Важное предупреждение. В тексте могут встречаться спойлеры, только вот не событийные, а сценографические!

Все знают известную фразу Уильяма Шекспира «Весь мир театр, а люди в нем актеры». Спектакль В. Фокина, однако, намекает на то, что спектаклем можно назвать жизнь обычных людей, а жизнь императоров – лишь жестоким, а порой даже убийственным цирком.

Сцена в спектакле «Один восемь восемь один» являет собой просматриваемую со всех сторон цирковую арену, что дает зрителю возможность трактовать полную условностей и злых шуток жизнь монарших особ максимально многогранно. На «привычной» сцене воссоздана царская ложа в натуральную величину. Зал представляет собой амфитеатр, так что зрителям и капельдинерам приходится внимательнее смотреть на билеты, чтобы не перепутать места.

На протяжении всего спектакля зритель наблюдает за резкими сменами пространств реальных, вымышленных, цирковых и дворцовых. Находятся отсылки к наиболее театрализованным способам увеселения толпы, начиная гладиаторскими боями и заканчивая современным цирком.

Говоря о трактовке сцены еще подробнее, мы можем сравнивать ее с ареной, а можем с циферблатом, по которому в разные стороны ходят представители разных движений во время диалогов, а также с простейшим символом, а именно циклом.

В спектакле все циклично, все повторяется, все напоминает о том, что история не нова. Зрители то и дело переглядываются в особенно спорных моментах, что напоминают им о не таком уж и давнем прошлом. Само название «Один восемь восемь один» тоже зеркально, цикличность прослеживается во всем.

Название – год действия, год смерти Александра Второго и знаковых для империи реформ при Александре Третьем. Про этот год еще в самом начале спектакля говорит не то спиритка, не то спиритуалистка (по ее собственным словам, она все же спиритуалистка) Радда-Бай (Иван Супрун). Ее выход знакомит нас со многими символами, важными для спектакля в дальнейшем (медведь, выносящий шампанское, дама в черном (Олеся Соколова), предвестница несчастий), а также подробнее, гротескнее раскрывает абсурдную картину жизни знати.

Спектакль открывает диалог в царской ложе, где сидят император Александр Второй (Иван Волков), пока еще цесаревич Александр (Иван Трус), Екатерина Юрьевская, супруга Александра Второго (Анна Блинова), и брат императора Константин (Семен Сытник). Разговор о пьесе «Ревизор» переходит в «урок» для цесаревича, ведь его отец еще раз наставляет и на самом деле выносит основную мысль спектакля в самое начало. «Саша, на нас смотрят», – говорит император.

На героев всегда смотрят. Всегда кто-нибудь смотрит, что заставляет обоих императоров хотеть сбежать, укрыться от суеты жизни и остаться с любимыми в безопасности.

Интересно, что сюжетная линия Александра Третьего практически до мелочей дублирует Александра Второго. Сценография, реакции близких обоим Александрам людей, – все это играет на цикличность и главную идею – двойничество.

Спектакль исследует проблему тотального одиночества в ситуации постоянного нахождения в обществе. Александр Второй и Александр Третий не по своей воле становятся заложниками обстоятельств, они загнаны в эту клетку, на эту арену, где со всех сторон на них направлены взгляды и каждое движение обсуждается.

Основная битва «извне» в этом спектакле – это борьба между консерваторами и либералами. Особенно ярко это проявляется уже после гибели Александра Второго. На арене появляются и в истинной мере раскрываются два оппонента: Михаил Тариэлович Лорис-Меликов (Петр Семак) и Константин Петрович Победоносцев(Андрей Калинин), министр внутренних дел и обер-прокурор Святейшего Синода соответственно.

Постоянные интриги, попытки завладеть вниманием и властью императора выглядят жестоко. Впечатление усиливается, когда и в политические дела влезает клоунада.

Коверный клоун (Дарья Клименко) – вневременной и внепространственный, но как таковой связующий персонаж. Именно она дает понять, что все, что происходит, происходит по воле судьбы и что бороться бесполезно. Однако когда понимаешь, что речь идет о жизнях, то от комичной клоунады и намеков на судьбу становится страшно, ведь контроля никакого нет. Все это лишь иллюзия.

Иллюзорно и пространство в спектакле. Часто появляется кинематографический прием: герой стоит на одном месте, словно он один на паузе, а вокруг него стремительно меняется обстановка. Говоря о смене обстановки, нельзя не сказать, что мебельно-реквизиторский цех является неотъемлемой частью и полноценными участниками спектакля.

Все в спектакле наполнено мелочами. Ковры – символ дома и уюта; маленькая карета, которую тянет пони – символ императорской семьи; медведь – стандартный символ и, возможно, даже легкий укол русского духа.

Звуковое сопровождение уже не назвать мелочью (особенно если учесть, что над ним работали Вячеслав Бутусов и Иван Благодер), ведь оно, особенно в этом спектакле, создает глубочайшее впечатление и пробуждает запрятанные эмоции. Громких и пугающих звуков много, но опасаться их не стоит, стоит быть к ним готовым. Эта резкость, этот страх, все эмоции, что просыпаются благодаря звуку, подкрепляются и находят выход на протяжении всего спектакля.

Этот спектакль увлекает как фильм, в нем много кинематографичных кадров, есть приемы, которые будто не из театра, актуальность, казалось бы, вечная, однако зритель ни на минуту не забывает про то, что он не в кино, не в цирке, а именно в театре, ведь только в театре говорят с ним напрямую.

Клоунские носы, прогулка по арене вприпрыжку, добрые смешки от актеров и слезы зрителей. Клоунада закончилась, можно, казалось бы, выдохнуть… хотя как выдохнуть эмоцию, на которую пробивает последний, финальный Бутусовский аккорд?