бред вдвоем

Маленькое пространство, серый пол, серые стены, десяток серых дверей, откуда нет выхода. Он, Она и бесконечный спор о черепахе и улитке. Она припоминает ему все грехи, горячо спорит о чепухе и выводит из себя. Он – протестует, пытается объясниться и в исступлении кричит. Но они оба остаются рядом друг с другом.

Во французском языке есть такое выражение – «folie à deux». Если переводить дословно – бред вдвоем. Так называется состояние, при котором два человека, тесно общающихся между собой, разделяют бред друг друга. Вот и в спектакле Веры Камышниковой «Бред вдвоем» по пьесе Эжена Ионеско герои именно такие. Их диалоги похожи на горячку, одна ссора не успевает закончиться, как находится тема для следующей, философские рассуждения чередуются с припоминаниями старых обид, но за всем этим стоят два человека и их целая жизнь.

Дмитрий Павленко и Наталья Селиверстова – тот самый дуэт, который затягивает зрителя в бесконечный круговорот монологов, диалогов, споров и рассуждений. А их герои – немного нелепые, в одинаковых бежевых плащах, с ворохом претензий в карманах и еще большим количеством страха. Говорят, чтобы понять друг друга, нужно говорить. Он и Она говорят бесконечно, годами. Но говорят совсем не о том и не теми словами, которыми можно было бы достучаться друг до друга. Они мучают себя, но, кажется, получают от этой муки удовольствие – «я ненавижу тебя так сильно, что каждое утро встаю пораньше, чтобы дольше тебя ненавидеть».

Камерное пространство совсем не стирает грань между актерами и зрителями, а как будто еще больше отдаляет. У них там свой мир, тщательно скрываемый от чужих глаз, в который не допускается никто. Даже новости извне пробиваются только через разбитое окно, которое спешат поскорее заставить. Дверь подпирается шкафом, а они продолжают попирать друг друга. Зритель может понимать или не понимать, о чем они говорят, может видеть вторые смыслы в их спорах, а может воспринимать это как диалог бьющегося в агонии разума – им все равно. Они ссорятся, рассуждают, вспоминают и зависят друг от друга настолько, что в этом крохотном пространстве делят свой бред поровну.

Герои этой истории удивительны. Они разбиты больше, чем мир вокруг них. Чем разбитое окно, чем холодная комната, чем город за окном – мы их не видим, но чувствуем это дрожащее напряжение в каждом слове, в каждом испуганном вскрике. Их окружает непроглядная серость и тревожная пустота. От белого мерцающего света становится страшно, но еще страшнее – от единственно цветных хлопушек: ярких, громких, чужеродных.

Но когда посреди этого отчаяния, этой пустоты Наталия Селиверстова, широко распахнув глаза, и, кажется, впервые посмотрев на зрителя, начинает говорить нечто такое светлое, искреннее, детское, то замедляется время. Потому что встает на место тот маленький кусочек пазла, который делает эту картину еще более страшной и объемной. За этим высоким чистым голосом виднеются годы – уже прошедшие или еще только наступающие – тотального непонимания всего. Чего-то такого, что не выразить словами, только почувствовать сердцем.

Им страшно, когда за окном война. Им страшно, когда за дверью есть соседи. Им страшно, когда кто-то спускается по лестнице. Страшно, когда поднимается. Страшно, когда в квартире напротив никого нет. Страшно, когда война сменяется праздником. Для них нет разницы. Они – черепаха и улитка, сидящие в своем домике, самолично запершие все входы и выходы на замки.

И этот спектакль, полный страха, полный философских размышлений и приземленных рассуждений, кривой логики и полного абсурда, все равно про светлое. Про важность быть рядом и про то, что одна из миллиона дверей не туда вдруг окажется нужной. Как и во всем этом бреде двух людей каждый сможет отыскать что-то, что откликнется в нем прямо сейчас.