«Саломея» в постановке Романа Виктюка за двадцать два года существования на сцене застала, похоже, десятки кардинальных перемен в российской культуре и в нашей стране в целом. Она превратилась в классику и символ театра наравне с известными для многих «Служанками». Оттого удивительнее то, что, придя на этот спектакль в 2021-ом году, сталкиваешься с вполне современными образами и приёмами. Разрушение гендерных стереотипов, андрогинность героев и эффектное использование изобразительной телесности – всё это больше похоже на постановку независимой площадки, чем крупного государственного театра. Годы «Саломею» устаревшей не сделали. И хотя нет уже возможности увидеть показы двадцатилетней давности, неувядающая популярность спектакля явно даёт понять, что он продолжает привлекать внимание самой разнообразной публики. Как пример: после третьего звонка женщина, сидящая позади меня и очевидно не впервые пришедшая на «Саломею», произнесла радостное «О, сейчас начнётся буйство!» Звучало слегка устрашающе, но правдиво ли?

Вполне. Попадая на «Саломею», зритель становится свидетелем сразу двух временных линий. Зал, напоминающий по своей структуре амфитеатр, поддерживает атмосферу поры библейского сюжета, а постоянно находящийся на сцене кожаный диван ненавязчиво отсылает к концу XIX-го века, к временам судебного процесса над автором «Саломеи» Оскаром Уайльдом. Привычных театральных декораций здесь почти нет, но они и не нужны. Всё представление строится на свете, на выразительной пластике, одновременно напоминающей современные перформансы и безумство древних танцев. Стоит упомянуть и костюмы, вызывающие ассоциации с вычурным, гиперболизированным дендизмом и вполне очевидными кодами культуры доминирования и подчинения. Но при этом сцена не перегружена: обилие деталей, громких звуков и актёров в запоминающихся одеждах не превратились в китч. Наоборот, постановка очень лаконична в своих оттенках. Это красный, чёрный и белый. И, конечно, лазурный, в который облачается сама Саломея – она же Альфред Дуглас.

Грация, манеры, тембр голоса Дмитрия Бозина не заставляют сомневаться в том, что на сцене иудейская царевна, влюблённая в пророка Иоканаана (Иван Никульча) и готовая при этом пойти на любые жертвы, чтобы при необходимости покарать. И так в «Саломее» происходит со многими актёрами. Почти каждый из них играет сразу по две роли – к примеру, тот же Иоканаан в реалиях девятнадцатого столетия приобретает образ Роберта Росса, друга Уайльда. Дело вовсе не в смене костюмов и грима. На сцене друг друга чередуют действительно разные персонажи, и порой надо постараться, чтобы понять, кто кем являлся в другой временной линии.

Но с библейским сюжетом и судом над Уайльдом тесно переплетается современность. Самым заметным соприкосновением с нашим временем оказывается музыкальное сопровождение. Не раз в спектакле звучит один из хитов Джеймса Брауна, а за громкой фразой «Входит Саломея!» включается песня со второго альбома Мэрилина Мэнсона. Долгожданный танец Саломеи для Ирода, кстати, сопровождается метал-синглом "Antichrist Superstar" из того же альбома. Движения царевны выглядят соответствующе: резкие, агрессивные и идеально олицетворяющие понятие того самого «буйства», которое пророчила зрительница перед началом спектакля.

Найти границу между подходящим и неуместным использованием отсылок к современной культуре тяжело, но Роману Виктюку удивительным образом удалось сделать так, что подобные детали гармонично вписываются в повествование и не вызывают лишних вопросов.

Если дальше говорить о современности, то куда важнее посыл, вложенный в спектакль и остающийся особенно актуальным для российских реалий. Звучит он от единственной задействованной в постановке женщины – матери Оскара Уайльда (Людмила Погорелова). Без прикрас и высокопарности она признаётся в том, что принимает своего сына. Её короткий монолог становится ключевым моментом, неожиданно возвращающим зрителя в реальность, где, к сожалению, отклонения от условной «нормы» осуждаются не только государством, но зачастую и близкими людьми. Поэтому «Саломея», несмотря на запоминающуюся экспрессию и красочность, несёт в себе гораздо большее, чем просто красивую картинку. Она сама по себе является вызовом нашему обществу. Все люди, несомненно, разные, и «Саломея» напоминает об этом миру театра крайне впечатляющим и откровенным способом.